Созвучный времени/ К 100-летию народного артиста СССР Владимира Курочкина
http://www.strast10.ru/node/6035
кинохронике и нескольких документальных фильмах - к радости потомков - артистов, режиссеров, музыкантов и драматургов сохранен его облик: несуетен, собран, почти не улыбается, не сыплет репризами и декларациями. Эдакий небожитель - попасть в собранную им труппу Свердловского академического театра музкомедии было непросто: видел насквозь, слышал с первой ноты и мог без малейших усилий предсказать актерское будущее. Брал тех, в ком видел возможность меняться, расти. Оберегал талант, спрашивал строго, наставлял всерьез и сознательно не хвалил.
На самом деле, Владимир Акимович Курочкин был человеком легким и открытым. Много шутил, травил анекдоты, если смеялся - до слез, часто выступал тамадой и от душевной отзывчивости каждого второго называл «лапой». Хватка руководителя, а лучше сказать - воля, какой дивились коллеги, пришла к нему в годы войны, когда служил в десантном полку на Дальнем Востоке, сердечность и душевная теплота - когда влюбился в музыку (закончил музучилище) и театр (учился в студии при Свердловской драме и актерский диплом защищал ролью Нила из «Мещан» Максима Горького).
Начинал путь на сцене по всем правилам, диктуемым амплуа - характерного простака и буффона. До конца 1960-х оно оставалось востребованным, хотя подлинных мастеров на ниве музыкального гротеска, шаржа и карикатуры с каждым годом становилось меньше, а его, Курочкина, называли приемником таких актеров-великанов, как Сергей Дыбчо и Анатолий Маренич. Он партнерствовал им, какие-то роли играл с ними в очередь, но маски ему явно мешали, он тянулся к большим темам, серьезной драматургии, неоднозначным персонажам. Зорко всматривался в реальную жизнь и, наяривая по вечерам своих Флоридоров, Франков и Фальков в «Нитушах» и «Летучих мышах», отбивая коленца в куплетах пианистов, бойцов, приживальщиков, гусаров, скоморохов, резидентов, шпиков, разведчиков, ботаников, инженеров, богатых итальянцев, незаконнорожденных и, наконец, «типов из нетипичных, но еще встречающихся» (по репертуарному листу из оперетт и музкомедий Эрве, Штрауса, Гаджибекова, Дунаевского, Александрова, Рябова, Милютина, Мокроусова и Будашкина, Свиридова etc. - всего за исполнительскую карьеру с полсотни ролей), Курочкин штудировал учебники и тянул руки на семинарских занятиях в аудиториях Уральского госуниверситета, чтобы сделаться журналистом (вот он, обзор - вся жизнь полным звукорядом), но сделался - режиссером.
В 1962-м его отправляют на Высшие режиссерские курсы в ГИТИС, в 1963-м назначают главным режиссером театра. Конечно, первый спектакль на новом поприще - «Севастопольский вальс» Константина Листова: о чем мечтал - без масок и прикрас, куплетов и подтанцовок: о душе, о любви, об Инкерманских высотах в 1942-м и голубом небе над Приморским бульваром в 1945-м. Курочкин просил от актеров, с которыми недавно разыгрывал любовные страсти в неовенских опереттах и тщился найти конфликты в первых музкомедиях (этот исключительно «советский» жанр рождался на его глазах и при его непосредственном участии) личных интонаций, ненадуманных эмоций, ненаигранного диалога со зрителем: человечности. Познав успех, а «Севастопольский вальс» открыл его, Курочкина, эру в истории отечественного музыкального театра, наказал себе не прикидываться, не врать, не обставлять душевные движения новых героев (они уже появлялись и начинали влиять на чувства и умы) привычными каскадами и цирковыми комплиментами, не прятаться за масками, не застревать в «насиженных» амплуа.
Задачу - где взять таких героев - Курочкин решал на протяжении многих лет (Свердловской музкомедией он управлял до 1986-го, потом два года - главный в Московской оперетте, дальше курс в ГИТИСе и отъезд в Пермь - художественное руководство одним из старейших в России оперных театров): привлекал драматургов, зазывал композиторов, выписывал художников, пополнял труппу, писал программы по профессиональному обучению для Уральской консерватории, где заведовал кафедрой музыкальной комедии. К нему тянулись, ему верили, с ним делили успех многие из тех, кто ценил, хранил, создавал живой и эмоционально подвижный театр на территории, заставленной до революции картонными замками, плюшевыми будуарами, утопающими в цветах и амурах залами. Нужды нет, что плюмажи и веера примадонн, фраки и трости премьеров приходилось менять (и не всегда - удачно) на косынки, бескозырки, финки, револьверы: Курочкин искал, вместе с ним искал и театр с великолепным собранием артистов, чьи имена звучали вровень с именами звезд советского кинематографа: старожилы Мария Викс и Сергей Дыбчо, Полина Емельянова и Анатолий Маренич, их приемники Нина Энгель-Утина и Семен Духовный, Алиса Виноградова и Виктор Сытник, Римма Антонова и Эдуард Жердер, Галина Петрова и Иосиф Крапман...
Курочкин отдал дань и классике, взглянув на нее свежо и радостно, и поставил, сбив облака пыли, «Веселую вдову» и «Фраскиту» Франца Легара, «Марицу» и «Цыгана-премьера» Имре Кальмана, знаменитую триаду из оперетт Жака Оффенбаха («Прекрасная Елена», «Рыцарь Синяя Борода», «Путешествие на луну»). А потом, «услышав зовы новых губ», не упустил поворота и первым открыл двери мюзиклу: поставленный им в 1964 году «Черный дракон» Доменико Модуньо вошел в ряд спектаклей-легенд ХХ века.
Эпоха Курочкина - это уникальный театр в центре Екатеринбурга, названный в свое время «лабораторией советской оперетты» и ныне продолжающий осваивать неведомые горизонты жанра. Это Пушкин, Чехов, Мопассан, Твардовский на его исторической афише. Это «Черный дракон» и «Хэлло, Долли!», «Купите пропуск в рай» - первые мюзиклы... Целый мир, устроенный ладно, с любовью и благодарностью, с истовым желанием ценить в нем каждый день, каждый спектакль, каждую роль, каждый отклик в зрительном зале. Это - Театр-дом, где на фасаде установлена мемориальная доска с барельефом народного артиста СССР Владимира Акимовича Курочкина, любовно называемого домочадцами «папой» - до сих пор. Рядом начертаны его слова: «Наш театр родился из желания оказаться созвучным времени...»
